Серия «radio Mordor»

Саруман подогрел давнюю (пятисотлетнюю) вражду дунландцев к роханцам и сделал дунландцев своими союзниками. Насколько жизненно!

И на рассвете действительно приходит помощь, на которую рассчитывал, наверно, только Арагорн. Возвращается Гэндальф с рохирримами Эркенбранда, но не только. На помощь приходят деревья и бегущим оркам ничего не остаётся делать, кроме как отступать во внезапно возникший лес, который обратно их уже не выпустит. Сама природа в этот раз выступила на стороне Добра. Это ответ Саруману, уничтожающему деревья, которые в Средиземье оказались не просто флорой, а практически ещё одной расой. Видно, что отношение Толкина к деревьям совершенно особенное.

Вообще слово deep означает «пропасть, бездну», перевод его как «теснина, падь» немного уводит от сути. В этой главе герои оказываются на краю бездны отчаяния, ничто не предвещает победы, они просто готовятся дорого продать свои жизни, но никто не сомневается в том, что нужно сражаться до конца. И тогда «бездной» Хельмово ущелье оборачивается для их врагов. То есть в этой главе показано буквально «как надо поступать в любой непонятной и безнадёжной ситуации». В отличие от того, что произойдёт позже в Минас Тирите.

Меня всегда восхищают у Толкина описания природы, поэтому на перевод крохотный отрывок из самого начала главы.

The sun was already westering as they rode from Edoras, and the light of it was in their eyes, turning all the rolling fields of Rohan to a golden haze.
Когда они выехали из Эдораса, Солнце уже садилось и светило им прямо в глаза, обращая бескрайние роханские луга в золотую дымку.

But for the darkness and our own fear I should have guessed that they were beasts wild with some sudden gladness. They spoke as horses will when they meet a friend that they have long missed.'
Если бы не тьма и наш собственный страх, я бы решил, что их охватила внезапная радость. Так ведут себя лошади, когда встречают друга, по которому они давно тосковали.

И снова Арагорн декларирует принцип «Делай, что должно…». Гимли говорит, что если они быстро не найдут хоббитов в лесу, им останется только доказать им свою дружбу, умерев вместе от голода.

'If that is indeed all we can do, then we must do that,' said Aragorn.
Если это и правда всё, что мы можем сделать, мы должны сделать это.

Следы хоббитов приводят друзей на то место, где те встретились с Древобородом. И именно с этого места они снова замечают старика в серых лохмотьях. И чувствуют в нём скрытую силу или угрозу. И вот здесь начинается неожиданная и явная параллель Гэндальфа с … Фродо, которая идёт по всей главе. Ослепительная белая фигура, скрытая серым облаком, и здесь и там, вы только посмотрите:

There he stood, grown suddenly tall, towering above them. His hood and his grey rags were flung away. His white garments shone. – Гэндальф,
For a moment it appeared to Sam that his master had grown and Gollum had shrunk: a tall stern shadow, a mighty lord who hid his brightness in grey cloud, - Фродо.

Гимли сторонник того, чтобы стрелять первым, Леголас и Арагорн понимают, что это неправильно, нападать на, возможно, безоружного старика. Гимли здесь показывает себя малость паникёром.
Так и оказалось, что герои встретили друга, по которому давно тосковали. Гэндальф вернулся к ним, пожертвовав ради них собой, пройдя через через смерть и ад. И это его изменило навсегда.

'Gandalf,' the old man repeated, as if recalling from old memory a long disused word. 'Yes, that was the name. I was Gandalf.'
Гэндальф, - повторил старик, как будто вспоминая давно забытое слово. – Да, было это имя. Я был Гэндальфом.

Вот здесь я не могла не пойти по злачным местам переводам.

КК: – Гэндальф... – повторил старец, словно вызывая из памяти что-то давно позабытое. – Да, так было. Когда-то меня звали Гэндальфом.

Нет! Речь не про звали. Речь про то, что когда-то был.

Кистямур: – Гэндальф, – повторил старец, как бы припоминая давно забытое имя. – Да, так меня звали. Я был Гэндальфом.

Я был Гэндальфом. Вот, здесь лучше. Только не звали.

ГриГру: – Гэндальф, - медленно повторил старик, словно вызывая из памяти давно забытое имя. - Да, меня звали так. Я был Гэндальф.

Тоже правильно «я был», но «звали» смещает акценты.

'Yes, you may still call me Gandalf,'…

Всё ясно, да? И вот только здесь подошла очередь «называть». «Вы можете и сейчас называть меня Гэндальфом».
Можете называть. Почему бы и нет, я когда-то им был. Имя же рассказывает историю того, кто его носит.

И это всё предвосхищает историю Фродо, потому что Фродо прошёл на своём пути все те этапы, которые прошёл Гэндальф. У Гэндальфа и Фродо очень много общего: схватка во тьме с чудовищем, жертва собой, смерть и перерождение, возвращение в новом качестве. Хотя есть и отличие. Гэндальф сражался с противником, равным ему по статусу и силе, Фродо пришлось противостоять тому, чья сила превосходила его силу на многие порядки.

Выясняется, что первый раз герои видели не Гэндальфа (мы тоже будем продолжать его так называть), а Сарумана. И потом приняли Гэндальфа за него.

И в этой главе мы имеем дело с новым в этой истории явлением – «скомпрометированным белым». Символизм белых одежд в книге абсолютно понятен – это признак чистоты, жертвенности и силы, которой наделена чистота. Белые одежды были даны Саруману как главе представителей валар в Средиземье, его авторитет был непререкаем, чистота его помыслов долгое время не ставилась под сомнение. Саруман пал и сам отрёкся от белого, он предпочёл разбить белый на множество составляющих и стал Саруманом многоцветным. И мантия его была радужной, когда Гэндальф встретился с ним в Орфанке и тот предложил ему примкнуть к Саурону.

Саруман отказывается и от жертвы и от своей миссии, он ищет только собственную выгоду и перестаёт носить белые одежды. Так что белый цвет остаётся в ВК символом чистоты. Но в сознании всех Саруман остался белым и это породило заблуждение в том, что белые одежды могут говорить об опасности того, кто их носит. Это заблуждение Толкин показывает на примере членов Братства – Гимли, Леголаса и Арагорна. Оно не позволяет им даже предположить, что они встретились с другом, а не с врагом. Они замечают сияние из-под серых лохмотьев, но не понимают, что перед ними служитель Света. На самом деле, заставить людей думать, что белое это чёрное, это одна из целей Зла. При этом белое остаётся белым, но если в сознании людей это больше не так, Злу становится гораздо проще управлять ими и обращать их против Добра.
Фродо – ещё один носитель белых одежд, хоть не совсем в буквальном смысле. Гэндальф – пример для Фродо. Именно на морийском мосту Фродо увидел жертву Гэндальфа собой ради Братства и ради того, чтобы Фродо продолжил свой путь. Этот обрушившийся мост обрушился и для Фродо, жертва Гэндальфа отрезала ему абсолютно все пути отступления.

Гэндальф Серый вернулся Белым. Белую фигуру мы увидим потом как проекцию Фродо.
Гэндальф получает белые одежды после событий на Морийском мосту и после. Проекция же Фродо, как белой фигуры, напрямую связана с Кольцом. Ещё бы, его миссия и его жертва связаны с ним. Можно сказать, что он приносит себя в жертву Кольцу. Фродо первый раз предстаёт сияющей белой фигурой, скрытой облаком, когда первый раз осознанно пользуется Кольцом, а Кольцо частично вступает в свои права. Но он пользуется им для того, чтобы иметь возможность сохранить Голлуму жизнь.

И белую фигуру видит Сэм. Это очень важно, что именно он, потому что точка зрения Сэма в некотором смысле уникальна (чем уникальна – потом, когда дойдём до этого), но взгляду Сэма на Фродо мы можем доверять всецело. В подтверждение этого я приведу пока только цитату Фарамира про Сэма: «Your heart is shrewd as well as faithful, and saw clearer than your eyes».

А ещё эту закономерность, что Кольцо показывало именно реальную проекцию души, мы можем проследить по Голлуму, который был похож на жалкое изломанное существо, и по Сэму в башне Кирит Унгол. Он, когда-то мечтающий оказаться в сказке в роли эльфийского богатыря по сути своей таковым и оказался. Несмотря на всю его (Кольца) лживость, изначальные мотивы героев, у которых оно оказалось, оно извратить было не в силах. Мотив Фродо – самопожертвование. Влияние Кольца на него неизбежно, но он подвергается этому из желания выполнить свой долг и спасти других. Потому и Голлум – жалкая тварь у его ног, так как мотивом Голлума была алчность и он действительно был жалкой тварью. Фродо же – мученик, сознательно жертвующий собой.

И вот в рассказе Гэндальфа о том, что произошло в Мории и после, содержится столько отсылок к Фродо и его пути, по сути своей столько инсайдерской информации про Фродо в Мордоре, сколько нет и в мордорских главах. Читая этот рассказ, не стоит искать больших совпадений в хронологии их путей, но образы и символы не просто предсказывают, они объясняют и дают понять, что произойдёт с Фродо.

'Name him not!' said Gandalf, and for a moment it seemed that a cloud of pain passed over his face, and he sat silent, looking old as death. 'Long time I fell,' he said at last, slowly, as if thinking back with difficulty. 'Long I fell, and he fell with me. His fire was about me. I was burned. Then we plunged into the deep water and all was dark. Cold it was as the tide of death: almost it froze my heart.'
КК: – Не называй этого имени вслух! – одернул его волшебник. По лицу его пробежала тень боли, и он смолк, сразу ссутулившись и постарев; теперь он казался дряхлым, как сама смерть. – Долго я падал, – произнес он наконец медленно и неохотно, как будто ему требовалось усилие, чтобы вспомнить. – Очень долго. Мы падали вместе. Его огонь нещадно палил меня, и я в конце концов сгорел бы – но мы упали в воду, и нас окружила тьма. Вода была холодна, как смерть, и сердце у меня едва не заледенело навеки.

…

'Yet it has a bottom, beyond light and knowledge,' said Gandalf. 'Thither I came at last, to the uttermost foundations of stone. He was with me still. His fire was quenched, but now he was a thing of slime, stronger than a strangling snake.
КК: – Но и у этой бездны есть дно за пределами света и за пределами ведения, – продолжал Гэндальф. – Там, у каменных Оснований Мира, я и оказался. Он все еще был со мною. Огонь потух, и мой враг покрылся холодной слизью, сразу став скользким, как удав, и обнаружив чудовищную силу.

… Far, far below the deepest delving of the Dwarves, the world is gnawed by nameless things. Even Sauron knows them not. They are older than he. Now I have walked there, but I will bring no report to darken the light of day. In that despair my enemy was my only hope, and I pursued him, clutching at his heel. …
КК: Глубоко, глубоко, глубже самых глубоких гномьих пещер, живут под землею безымянные твари, исподволь грызущие Основания Мира. Даже Саурон ничего не знает о них. Они гораздо старше его... Я был там, но говорить о них не стану, ибо не хочу, чтобы вести из того мира омрачали солнечный свет. Мой враг был моей единственной надеждой, и я преследовал его по пятам,

Then darkness took me; and I strayed out of thought and time, and I wandered far on roads that I will not tell.
КК: А меня взяла тьма, и я долго блуждал вне мысли и вне времени по дорогам, о которых не буду говорить ничего.

'Naked I was sent back – for a brief time, until my task is done. And naked I lay upon the mountain-top. … I was alone, forgotten, without escape upon the hard horn of the world. …
КК: Нагим я был послан обратно – на краткое время, только чтобы довершить свое дело, – и нагим лежал на вершине горы. Я был одинок и забыт всеми. Пути вниз, с этого высокого каменного рога земли, мне не было.

Гэндальф погибает и возрождается в новом качестве. Фродо тоже погибнет и так же возвратится в новом качестве. Погибнет как герой и возродится уже мучеником. На краткое время, чтобы завершить свой долг. Кстати вот нагота как раз символ этого рождения заново. Но Фродо, при схожих этапах пути, будет находиться в положении гораздо более тяжёлом и пойдёт ещё дальше.

And so at the last Gwaihir the Windlord found me again, and he took me up and bore me away.
' 'Ever am I fated to be your burden, friend at need,' I said.
' 'A burden you have been,' he answered, 'but not so now. Light as a swan's feather in my claw you are. The Sun shines through you. Indeed I do not think you need me any more: were I to let you fall you would float upon the wind.'
КК: Наконец Гвайир, Князь Ветра, нашел меня и унес прочь.
– Видно, судьба тебе век носить эту тяжкую ношу, о друг-избавитель! – сказал я ему.
– В первый раз ты и впрямь был тяжкой ношей, – ответил он. – Но сейчас ты меня совсем не утрудил. Ты легче лебединого перышка. Сквозь тебя просвечивает солнце. Я тебе, пожалуй, и вовсе не нужен: если я разожму когти, ты не упадешь, а полетишь по ветру.

Я думаю, даже комментарии тут излишни. Но я ещё «затыкаю себе пяткой рот», чтобы особо не забегать вперед.
Меня с самого первого раза в ужас приводил вот этот отрывок:

Far, far below the deepest delving of the Dwarves, the world is gnawed by nameless things. Even Sauron knows them not. They are older than he. Now I have walked there, but I will bring no report to darken the light of day. In that despair my enemy was my only hope, and I pursued him, clutching at his heel.
В немыслимых глубинах, уходящих далеко вниз от самых потаённых гномьих нор, мир грызут безымянные твари. Их не знает даже Саурон. Они древнее его. Теперь я побывал там, но не омрачу света дня рассказом о них. Там за гранью отчаяния враг был моей единственной надеждой и я преследовал его неотступно.

Враг – единственная надежда. О как!
И совет Гэндальфа на все случаи жизни:

Have patience. Go where you must go, and hope!
Наберитесь терпения. Идите туда, куда вы должны, и надейтесь!

**************************
Я так увлеклась рассказом Гэндальфа, что забыла про то, что глава называется Белый всадник и соответственно, про встречу с Тенегривом. Гэндальф получил не только белые одежды, он также получил и белого коня, себе под стать, лучшего из всех роханских коней. Кстати, Фродо ведь у нас тоже как-то ездил на белом коне, было дело. Так что от параллелей этих никуда не деться.

Пиппин: dark and troubled dream; found that the dream was little worse than the waking. Pippin's aching head… Terrified Pippin lay still

Фродо: But the other dreams were horrible. And I fell into darkness and foul dreams and woke and found that waking was worse. …and he passed a hand over his aching brow. I lay here terrified.

Причём параллели эти будут проводиться не один раз. Дело в том, что Пиппин невольно в некотором смысле окажется кем-то вроде Фэтти Болджера, отвлекающего Врага от настоящего Фродо. По факту Мерри и Пиппина схватили вместо Фродо и Сэма. Если Фродо всё-таки избежит очной ставки с Сауроном, то вот Пиппину-то в этом смысле повезет меньше и он потом на собственной шкуре, пусть очень непродолжительное время, через палантир испытает то, что ждало Фродо, попади он к Саурону в руки. Саурон же впоследствии примет Пиппина за Фродо и это миссии Фродо невероятным образом поможет - Саурон будет думать, что Кольцо направляется в Минас Тирит. И ещё Пиппин окажется сродни Фродо в том, что позже столкнётся с силой, во всём его превосходящей, которой он не сможет сопротивляться.

Пиппин вспоминает, как они с Мерри неосмотрительно побежали в лес. (Фродо мог так же вспомнить, как он потеряв голову кинулся к перевалу). И в том и в другом случае имела место странная одержимость. Из его воспоминаний мы узнаём, как отважно сражался с орками Мерри и даже пара-тройка из них лишилась рук. Неудивительно, что с Мерри они обошлись ещё хуже, чем с Пином, и он долгое время находится без сознания. Но сразу становится понятно, что как минимум Мерри прекрасно может за себя постоять.

Так же нам становятся известны некоторые подробности схватки Боромира с орками. Оказывается, первую атаку он отбил, и они попытались отступить к своим, когда были вновь атакованы урук-хаями.

Общее в положении Пиппина, Мерри и Фродо в плену ещё и в приказе, своего рода охранной грамоте, согласно которому оркам нельзя было пленников и пальцем тронуть. Понятно, что в случае с орками приказы срабатывали не всегда, но хоть какая-то защита лучше её отсутствия, и она в обоих случаях сработала хоббитам на руку, хотя цели её, конечно, были страшными.

Пиппин довольно быстро приходит к сожалению о том, что он напросился в этот поход, а не послушал Элронда, который не хотел отпускать его. Он чувствует себя никчёмным, вспоминает Страйдера и ему хочется верить, что он поспешит помочь, но не знает, может ли он надеяться на это. Абсолютно понятные чувства, но если вдуматься - у Пиппина была вот эта роскошь выбора и сожаления о нём. Казалось бы, всё равно выбор он совершил на эмоциях и угодил в конечном итоге в плен, но выбор ведь у него действительно был и он даже мог раскаиваться в нём. А вот у Фродо его не было. Нет, формально, конечно, выбор был и у него, но на Совете у Элронда он уже всё про этот выбор понял. И он, кстати, никогда и не сожалеет о том, что вызвался нести Кольцо, он, если проследить далее по тексту, даже никогда не говорит об этом, как о своём выборе, а только как о приговоре и как о долге. В башне Кирит Унгол он только позволяет себе обмолвиться о том, что очень хотел бы, чтобы кольцо никогда не нашлось. Но опять же по ходу текста очевидно – он эту судьбу принял и никогда нигде не задавался вопросом, а стоило ли это делать и если стоило, то ради чего. Он всегда знал, ради чего. Поэтому диалог в конце фильма Две башни: «На что мы опираемся? – В мире есть добро, мистер Фродо, и за него стоит сражаться» вызывает у меня лютый фэйспалм, хоть чем меня закидайте, он сам по себе является примитивным, но ещё и очередным напоминанием мне о том, как угробили в этом кино такой проработанный, глубокий, благородный и цельный образ толкиновского героя, каких поискать ещё. «Меня отправили в Мордор, значит, я иду в Мордор, а что там со мной случится, тому и быть» versus «На что мы опираемcя, Сэм?» на пороге Мордора.

Но вернёмся к Мерри и Пиппину. Орки, конечно, знают толк в обращении с пленниками. Даже если они не хватаются за ножи и пыточные инструменты, они умеют нагнать страху на кого угодно.

Но помимо столкновения с орочьим обращением Пиппин узнаёт, что орков три отряда, и они не сильно друг другу дружественны. Что снова наводит на параллели с Кирит Унголом, потому что там будет похожая история, два отряда, два главаря и дело-таки там дойдёт до большой свары, которая перевернёт ситуацию на сто восемьдесят градусов.

Здесь же один отряд орков пришёл из Мории с целью отомстить, один из Орфанка – урук-хаи во главе с Углуком, и третий отряд – мордорские орки, причём не рядовые, а из Лугбурца, то есть из Барад-Дура. А значит Гришнак действительно знал, за чем он был послан и что искал. Он вполне мог быть из числа орков, пытавших Голлума. Скорее всего и отправлен был неспроста. И он говорит о том, что на том берегу их ожидает крылатый назгул. Вот когда перед Пиппином замаячила первый раз перспектива быть унесённым назгулом в Лугбурц. Гораздо раньше случая с палантиром.

Эти, под предводительством Углука и Гришнака, пришли именно за хоббитами, а точнее, за Кольцом. Те, кто последние два отряда послал, Саурон и Саруман, тоже заклятые союзники и конкурируют между собой в борьбе за главный приз. Так что в стане Врага каждый сам за себя. И это очень хороший знак и характеристика Зла у Толкина.

Факты об орках подаются автором как бы невзначай в процессе их бесконечных разборок. Например мы узнаём, что Саруман кормит урук-хаев человечьим мясом. Нормальный такой рацион.

Очередная орочья ссора предоставляет Пиппину шанс незаметно освободить руки. Несмотря на молодость и неопытность, он тоже оказывается парнем не промах.

Оркам надоедает тащить на себе пленников и Углук решает привести их в чувство, чтобы заставить их бежать самих навстречу уготованной им участи.

Отрывок на перевод:

He was healing Merry in orc-fashion; and his treatment worked swiftly. When he had forced a drink from his flask down the hobbit's throat, cut his leg-bonds, and dragged him to his feet, Merry stood up, looking pale but grim and defiant, and very much alive. The gash in his forehead gave him no more trouble, but he bore a brown scar to the end of his days.
'Hullo, Pippin!' he said. 'So you've come on this little expedition, too? Where do we get bed and breakfast?'
'Now then!' said Uglúk. 'None of that! Hold your tongues. No talk to one another. Any trouble will be reported at the other end, and He'll know how to pay you. You'll get bed and breakfast all right: more than you can stomach.'

Орочье лечение подействовало быстро. Он влил хоббиту в горло питьё из фляги, разрезал верёвки на ногах и заставил встать. Мерри поднялся, он был бледен, но вид у него был мрачный и вызывающий, и очень живой. Глубокая рана на лбу больше не беспокоила его, но коричневый шрам он носил до конца своих дней.
«Привет, Пиппин! – сказал он. – Тоже в этом походе? Где наш ночлег и завтрак?»
«А ну! – рявкнул Углук. Размечтался! Прикусите языки. Разговоры запрещены. Доложено будет о любой пакости, а уж Он с вами расплатится. Дойдёт и до ночлега с завтраком, только смотрите, не лопните.

Пиппин, не испугавшись угроз, решается на отчаянный шаг – отбежать подальше, и оставить знак друзьям, которые могут идти по следу – застёжку эльфийского плаща. В глубине души он хочет надеяться на помощь. И хотя Арагорн с друзьями гнались за орками исключительно ради самих Мерри и Пиппина, но попади они к Саурону или Саруману – их могли под пытками заставить рассказать что угодно, в том числе и всё о Фродо и Кольце, тем самым миссия Фродо, и так почти безнадёжная, была бы обречена.
Штрих к характеру Пина:

A whip-thong curled round his legs, and he stifled a cry.
Кнут обвился вокруг его ног и он подавил крик.

А далее события развиваются по неожиданному сценарию. У орков появляются преследователи, но это не Арагорн, Гимли и Леголас. Пиппин ругает себя за то, что не давал себе труда разузнать получше о землях, через которые ему предстояло идти, потому что никогда не думал, что они с Мерри окажутся одни, без Гэндальфа, Страйдера или Фродо. Единственное, что он вспомнил, что конь Гэндальфа был из этих земель, это звучало оптимистично, но Пиппин также понимал, что если начнётся заварушка, то они скорее всего погибнут в ней вместе с орками.

Когда Углук понял, что дело принимает очёнь серьёзный оборот, его приказ звучит очень жестоко и не оставляет хоббитам шанса: пленников следует стеречь и не убивать… до тех пор, пока не окажется, что враги одерживают верх. Они не должны иметь возможности позвать на помощь и не должны дождаться спасения. Хоббитам вновь связывают ноги.
Единственным плюсом во всём этом было то, что Пиппин и Мерри оказываются рядом и даже получают возможность перекинуться парой слов. Мерри говорит, что не в силах что-либо предпринять, даже если бы он был не связан. И Пиппин вспоминает про лембас. Правда, охранники прерывают их разговор на этом месте.

Но орки тем хороши, что не очень-то слушаются приказаний своего начальства. Когда роханцы напали на орков, охранники покинули пост и Мерри и Пиппин остались одни. Но тут же попали в лапы к Грышнаку, который кинулся их обыскивать, и по странному блеску в его глазах Пиппин вдруг понял, что орк знает о Кольце. И пошёл ва-банк. А Мерри ему подыграл. Играли они с огнём, но добились того, что Грышнак схватил их и потащил прочь,подальше от Углука и его охранников. Неизвестно, чем бы обернулось дело, но Грышнак налетел на всадника, выхватил меч, чтобы убить хоббитов, лезвие звякнуло и блеснуло и дальше роханцы своего не упустили. А хоббиты остались живы и оказались вне круга осады. Тут и пригодилась предусмотрительность Пиппина, который ранее незаметно освободил себе руки. Но первое, что они сделали, оказавшись на свободе – перекусили лембасом прямо на поле битвы, и это напомнило им друзей и придало сил.

Они отползли подальше от поля боя и, беззаботно болтая, скрылись в лесу. А Углук пал в поединке с Эомером. И «ни в Мордоре, ни в Изенгарде никогда не узнали, что стало с орочьими отрядами. Только дым от костра был виден многим зорким глазам».
А Мерри предрекает Пиппину стать героем целой главы в книге Бильбо.

Gimli ground his teeth. 'This is a bitter end to our hope and to all our toil!' he said.
'To hope, maybe, but not to toil,' said Aragorn. 'We shall not turn back here.

КК: Гимли скрипнул зубами.
– Конец всем нашим трудам и надеждам! – пробормотал он.
– Надеждам – возможно, но трудам – нет! – откликнулся Арагорн. – Назад мы не повернем.

Вот это послание проходит красной нитью через всю книгу и связывает разошедшиеся пути героев в одну историю – историю того, как каждый выполнял свой долг до конца невзирая на то, насколько вообще реально его выполнить. Делай что должно… Победа над Сауроном зависела от того, насколько самоотверженно действовал каждый в попытке помочь другим. Арагорн не ломится на танке в Гондор предъявлять права на престол и руководить обороной, пока Мерри и Пиппин в руках у орков. А Фродо, кстати, в дурном сне бы не приснилось воспользовавшись Кольцом слинять от Фарамира, спасая свою великую миссию, оставив Сэма в плену, а Сэм даже в бреду не додумался бы предложить ему этого, потому что слишком его для этого уважал. "Надень кольцо и тикай!"Да-да.

В качестве одной из причин неуспеха погони упоминается враждебная воля Сарумана, которая помогает оркам и лежит тяжестью на сердце у охотников. С подобным Фродо и Сэм столкнутся в Логове Шелоб. Вот это параллель, что ранее светлый майя уподобляется одной из самых чёрных и мерзких тварей Средиземья! Подобное Фродо будет ощущать и с Сауроном.

Однако этой воле, как выясняется, можно и противостоять: когда Леголас что-то напевает, вероятно, гимн Элберет, в ответ на его пение на чёрном небосклоне загораются звезды.

Встреча двух будущих королей происходит в атмосфере весьма нервной. Троицу окружают всадники, направляя копья им в грудь. На вопрос Эомера, кто они такие, сам Арагорн сначала представляется… погонялом. Скороход, мол, я. Не очень-то располагает к серьёзному доверительному разговору. Однако Эомер сразу замечает в нём и его спутниках нечто странное и спрашивает, не эльфы ли они. Такое же было предположение о Фродо и Сэме одного из воинов Фарамира. Пребывание в Лориэне на всех членов братства наложило свой отпечаток. И тут же в разговоре всплывает Лотлориэн и его Владычица, что чуть не приводит к катастрофе, потому что внезапно на неосторожные слова Эомера о ней очень недобро реагирует Гимли, Гимли поддерживает Леголас, и обмен любезностями приобретает опасную остроту. Арагорн, однако, просит Эомера извинить и выслушать их. Эомер соглашается. Ему хоть и недостаёт опыта сложных переговоров, но это компенсируется благородством и мудростью. Он здесь хозяин положения, он встретил чужаков в своей стране, некоторые из них не особо жаждут идти на контакт и ведут себя вызывающе, он имеет право с ними не церемониться. Однако он не торопится рубить с плеча во всех смыслах.

Прежде чем назвать своё настоящее имя, Арагорн убеждается, что Эомер не служит ни Саурону, ни Саруману, и говорит ему о том, зачем они здесь – они преследуют орков, чтобы спасти друзей. Вот почему он сначала не стал называть себя. А потом «представляется по всей форме»:

Aragorn threw back his cloak. The elven-sheath glittered as he grasped it, and the bright blade of Andúril shone like a sudden flame as he swept it out. 'Elendil!' he cried. 'I am Aragorn son of Arathorn and am called Elessar, the Elfstone, Dúnadan, the heir of Isildur Elendil's son of Gondor. Here is the Sword that was Broken and is forged again! Will you aid me or thwart me? Choose swiftly!'

КК: Он отбросил плащ. Блеснули эльфийские ножны, и в руке у Арагорна огнем засверкал Андарил.
– Элендил! – громовым голосом воскликнул Арагорн. – Я – Арагорн, сын Араторна, по прозванию Элессар, или Эльфийский Камень; по рождению своему я – дунадан, наследник Исилдура, сына Элендила, древнего владыки Гондора. Перед тобой Меч, Что Был Сломан И Выкован Заново! Выбирай же – поможешь ты мне или помешаешь?

И это производит на Эомера впечатление.

Éomer stepped back and a look of awe was in his face. He cast down his proud eyes. 'These are indeed strange days,' he muttered. 'Dreams and legends spring to life out of the grass.
'Tell me, lord,' he said, 'what brings you here? And what was the meaning of the dark words? Long has Boromir son of Denethor been gone seeking an answer, and the horse that we lent him came back riderless. What doom do you bring out of the North?'

КК: Эомер отступил. Недоверие в его взгляде сменилось благоговением. Он склонил гордую голову.
– Воистину, непонятные настали времена, – пробормотал он. – Живые сны и легенды вырастают на пути прямо из травы!.. Но скажи мне, о господин, что привело тебя в наши земли? Что означали темные слова пророчества? Боромир, сын Дэнетора, вот уже много дней как ушел искать ответа на этот вопрос, но конь, которого мы одолжили ему, вернулся без седока. Какие вести принес ты нам из северных земель?*

*Я немного форсирую написание разборов и часто использую цитаты из переводов. Но вот последнее, например, предложение, это пример того, какой важный смысл может быть в переводе утрачен. "Какие вести принес ты нам из северных земель?" это вообще никуда не годится, в этом вопросе Эомера прямая отсылка к Пророчеству: "What doom do you bring out of the North?" Эту цитату я ниже переведу отдельно.

Эомер, услышав о мече, что был сломан, сам заговаривает о Пророчестве, которое связывает многие нити воедино – Боромир, Арагорн, Эомер, Фродо, Сэм, Мерри, Пиппин, Фарамир, Гэндальф и опять напоминает о том, что история эта одна и та же, и каждая её деталь – составная часть общей картины.
Тон разговора меняется, Эомер обращается к Арагорну «lord» - «владыка» и спрашивает о том, что же за Судьбу он им принёс. Арагорн отвечает, что принёс выбор.

What doom do you bring out of the North?'
'The doom of choice,' said Aragorn.

Какой же приговор Судьбы принёс ты нам с Севера?
Приговор выбора, ответил Арагорн.

И ещё одна из важнейших тем книги – личный выбор. Вопрос Эомера про судьбу это вопрос о словах Пророчества «Doom is near at hand». Помнится, когда я пыталась переводить Пророчество, я перевела это как «судьбы приговор» и вот теперь этот перевод нужно дословно вписывать сюда. (Вот в каком неожиданном контексте могут всплыть в ВК ранее сказанные слова, для переводчиков сущее наказание). Ответ Арагорна 'The doom of choice,' это просто концентрированный в двух словах посыл всей книги.
Перевод «doom» должен обязательно отражать значение «суд». Вот они эти два слова стоят рядом. Судьба и выбор.
Ещё игра слов, одна из многих, на этот раз с юмором:

'Strider is too poor a name, son of Arathorn,' he said. 'Wingfoot I name you.
Да ты не Скороход, сын Араторна, ты Самолёт.

Обыгрывается прозвище Арагорна, которое как раз касается его походки.

И ёще одна тема, про то, что можно ступать по земле и одновременно жить в легенде:

'Halflings!' laughed the Rider that stood beside Éomer. 'Halflings! But they are only a little people in old songs and children's tales out of the North. Do we walk in legends or on the green earth in the daylight?'
'A man may do both,' said Aragorn. 'For not we but those who come after will make the legends of our time. The green earth, say you? That is a mighty matter of legend, though you tread it under the light of day!'

КК: – Невелички! – усмехнулся роханец, стоявший рядом с Эомером. – Чего только не услышишь нынче! Невелички – маленькие человечки из старых северных песен и нянюшкиных сказок. Но мы-то не в сказке! Мы стоим на зеленой траве, под ярким солнцем!
– Одно другому не мешает, – отозвался Арагорн. – Те, что придут после нас, сложат легенды и о нашем времени. Мы стоим на зеленой траве, сказал ты. Но разве о зеленой траве не поется в песнях? А ведь ты ходишь по ней наяву, в ярком свете солнца!

Оказалось, что эоред Эомера уничтожил орков, за которыми охотились Арагорн и его спутники, но хоббитов среди них никто не видел.

Когда Арагорн говорит о выборе, он имеет в виду выбор стороны в грядущей войне, но Эомеру нужно сделать выбор уже здесь и сейчас – что ему делать со встреченными незнакомцами, так как есть закон, по которому они не могут без разрешения короля спокойно разгуливать по Рохану. А у него, Эомера, с королём явные политические разногласия, подобные будут у Фарамира с Денетором, и выбор он будет делать похожий и отвечать за свой выбор по всей строгости. Эомер просит отойти свой эоред под предлогом того, что нужно готовиться отправляться дальше и говорит с Арагорном без лишних ушей. Он приглашает его с собой к королю, но Арагорн настаивает на том, что ему нужно найти своих друзей и что в случае попытки их захватить, они просто так не сдадутся. И Эомер делает выбор действительно достойный будущего короля: он отпускает Арагорна искать друзей, мало того, он одалживает ему лошадей, просит только, когда он найдёт друзей или убедится в их гибели, вернуться вместе с лошадьми к королю. Арагорн обещает ему это.

Выбор Эомера перекликается с выбором Фарамира. А Арагорн, Леголас и Гимли, получив лошадей, тоже становятся «всадниками Рохана». Между Эомером и Гимли остаётся неразрешённый спор о прекрасных дамах, к которому они ещё потом вернутся. Гимли боится ездить на коне, как Сэм боялся путешествия в лодках, но Леголас приходит к нему на помощь.
В разговоре с Арагорном Эомер упоминает Сарумана, который по слухам ходит по Рохану в образе старика, закутанного в плащ и капюшон, очень напоминая Гэндальфа. Арагорн обследует поле боя роханцев с орками, но не находит никаких следов Мерри и Пиппина. Друзья устраиваются на ночлег рядом с Фангорном, лесом, о котором их предостерегал ещё Келеборн. В беседе об этом странном лесе заходит речь об энтах – его не менее странных и древних обитателях. Ночью они видят старика, похожего на того, о котором говорил Эомер, только в остроконечной шляпе, и очень быстро лишаются коней. На первый взгляд кажется, что они проделали весь свой путь напрасно, даже лошадей не смогли сберечь, но к чему и к кому их привёл этот путь, мы скоро узнаем.

Цитата на перевод:

Turning back they saw across the River the far hills kindled. Day leaped into the sky. The red rim of the sun rose over the shoulders of the dark land. Before them in the West the world lay still, formless and grey; but even as they looked, the shadows of night melted, the colours of the waking earth returned: green flowed over the wide meads of Rohan; the white mists shimmered in the watervales; and far off to the left, thirty leagues or more, blue and purple stood the White Mountains, rising into peaks of jet, tipped with glimmering snows, flushed with the rose of morning.

Оглянувшись назад они увидели далеко за рекой уже залитые светом холмы. День захватывал небо. Красный край светила показался над тёмной страной. Перед ними на Западе мир лежал тихий, бесформенный и серый, но на глазах таяли тени ночи, пробуждалась земля, возвращая себе краски: по широким роханским лугам разливалась зелень; белые туманы серебрились над речными долинами; а далеко слева, на расстоянии тридцати лиг или больше, синели и отсвечивали пурпуром Белые Горы, а их мерцающие снежно-белые вершины ярко вспыхивали под розовыми утренними лучами.

Фродо была показана вся картина войны и вся расстановка сил, он видел Барад-дур и Горгорот, Арагорну, претендующему на трон Гондора, не было показано ничего. Не дано было никакого знака или хотя бы намёка.
Решение, что делать дальше, должен был принять он сам, руководствуясь своим собственным умом, внутренними мотивами, совестью, и тем, что ему уже известно сейчас, а не внешними факторами, советами и глобальным знанием. Время, когда можно было плыть по течению, прошло. Время мудрых советов прошло ещё раньше. Он должен был начинать действовать самостоятельно. Он ещё не король, ему нужно отыскать путь, который приведёт его на трон, а нам Толкин уже дал понять, что для того, чтобы найти себя, его герой должен от себя отречься. Что он в конце главы и сделает.

Справедливо было показать Фродо плато Горгорот, куда он должен был идти, и вполне справедливо будущему королю действовать без каких бы то ни было руководящих указаний.
И ещё сидя на зрячей вершине, Арагорн слышит крики орков и рог Боромира. То, что определит его путь, происходит непосредственно рядом с ним.

Никакого боя Арагорна с орками не было. Если бы он состоялся, его бы постигла та же участь, что и Боромира. Я уж молчу, что никакого отвлечения орков Мерри и Пиппином не было тоже – если бы Фродо увидел, что его младшие родичи, за которых он так переживал, в опасности – никуда бы он не ушёл.

Арагорн находит смертельно раненого Боромира, который признаётся ему в том, что пытался забрать Кольцо у Фродо. И говорит, что полуросликов орки взяли в плен. Он просит Арагорна идти в Минас Тирит и защитить его подданных. Когда Арагорн говорит ему, что Минас Тирит выстоит, Боромир улыбается. Собственно, так и описана его смерть, это всё. Арагорн остаётся в неведении относительно Фродо – попал ли он в плен, или нет. Он винит во всём себя и пока ещё не понимает, что делать дальше.

Арагорна и Боромира находят Леголас и Гимли. Они-то как раз преследовали орков в лесу, что оставило им много шансов не погибнуть, потому что это не было боем одного-двоих против всей оравы сразу.
Дружеский совет Леголаса в ответ на вопрос Арагорна, что делать, оказался ценнее всех видений и знаков вместе взятых – нужно похоронить павшего. Арагорн принимает решение положить его в лодку и предать Андуину.

Выбор сначала похоронить Боромира оказался не только благородным по отношению к нему, но и благодаря этому Арагорн начал находить следы того, что произошло и понял, куда пропали Фродо и Сэм.
Но сначала он нашёл кинжалы Мерри и Пиппина, их пояса и ножны, и забрал с собой, надеясь вопреки всему потом им их вернуть. Это уже намёк на дальнейшее развитие событий и предвосхищение его выбора. Потом обнаружил, что среди орков, которых убил Боромир, были какие-то орки неизвестной ему породы, они носили знак белой руки на щитах и руну S на шлемах - орки Сарумана.

После того как Арагорн, Леголас и Гимли проводили лодку с телом Боромира, Арагорн продолжил поиски на берегу и обнаружил следы хоббитов и отсутствие вещей двоих из них. Интересно, что как только он обнаружил, что часть вещей принадлежали Сэму, он сразу делает вывод о том, что Сэм ушёл с Фродо.

О том, в чём ему признался Боромир, Арагорн друзьям не сказал, по крайней мере сейчас.
Гимли озвучивает два варианта пути: догонять Фродо с Кольцом или орков, схвативших Мерри и Пиппина. И Арагорн принимает решение. Он решает спасать Мерри и Пиппина. Фродо идёт в Мордор один – он не в плену, идёт своей дорогой, которую определил для него Совет, и с ним Сэм. А Мерри и Пиппина ждут пытки и смерть. Решение действительно лежит на поверхности и Минас Тирит не фигурирует ни в одном из возможных вариантов.

В этой главе и в этом решении есть явные параллели с главой «Выбор Сэма» и с его решением. Арагорн по сути выбирает здесь то же самое, что впоследствии Сэм. Не спасение квеста и Кольца, а спасение друзей, которым грозит страшная участь. Из параллелей здесь можно ещё отметить невозможность предать тело погибшего земле. Единственное, здесь находится выход с лодкой, у Сэма такого выхода не будет (к счастью не будет). Ещё сцена прощания и скорбь Арагорна также перекликаются с описанием подобной сцены из Выбора Сэма, тоже подчёркивая то, что в этих эпизодах очень много общего:

Aragorn knelt beside him. Арагорн опустился перед ним на колени.
'No!' said Aragorn, taking his hand and kissing his brow. «Нет!» – сказал Арагорн, беря его руку и целуя в лоб.
What shall I do now? Boromir has laid it on me to go to Minas Tirith, and my heart desires it; but where are the Ring and the Bearer? How shall I find them and save the Quest from disaster?'
Что мне делать? Боромир просил меня идти в Минас Тирит, я и сам желаю этого, но где Кольцо и Хранитель? Как мне найти их и спасти квест от катастрофы?
He knelt for a while, bent with weeping, still clasping Boromir's hand. Он стоял на коленях, согнувшись от рыданий и всё ещё держа Боромира за руку.

И выбор Арагорна, поставившего спасение пленных друзей от орков выше всего, даже квеста с Кольцом и долга перед всеми остальными, как и окончательный такой же выбор Сэма, оказался единственно верным.
Есть, конечно, и отличие, пока не явное: Боромир погибает окончательно, единственный из Братства. А Арагорн интуитивно ступает на узкий и трудный путь, ведущий его на престол, хотя совсем не думает об этом.
Перевод:

'Let me think!' said Aragorn. 'And now may I make a right choice and change the evil fate of this unhappy day!' He stood silent for a moment. 'I will follow the Orcs,' he said at last. 'I would have guided Frodo to Mordor and gone with him to the end; but if I seek him now in the wilderness, I must abandon the captives to torment and death. My heart speaks clearly at last: the fate of the Bearer is in my hands no longer. The Company has played its part. Yet we that remain cannot forsake our companions while we have strength left. Come! We will go now. Leave all that can be spared behind! We will press on by day and dark!'
«Дай мне подумать,» – ответил Арагорн. – «И да будет на этот раз верным мой выбор, и да разрушит он злой рок этого горького дня!» На некоторое время он умолк. «Я отправлюсь в погоню за орками», – промолвил он наконец. Я бы пошёл вместе с Фродо в Мордор и остался бы с ним до конца, но если я сейчас отправлюсь в горы на его поиски, я обреку пленников на муки и смерть. Наконец моё сердце говорит мне ясно: судьба Хранителя больше не в моих руках. Братство сыграло свою роль. Но мы, кто остался, не можем бросить наших друзей в беде, пока у нас есть ещё силы. Бежим, сейчас же! Оставим здесь всё, что можно. Мы будем преследовать их день и ночь!

------------------------
Ещё немного отзеркаливания перевала Кирит Унгол - здесь ситуация обратная в том плане, что Арагорн лишается младшего товарища, ведомого, того, кто был под его если не прикрытием, то руководством. Сэм на перевале лишается ведущего.
Арагорн, как и Сэм, делает выбор сердцем. И этот выбор по Толкину единственно верный. Он смиряется, принимает то, что судьба квеста больше не зависит от него - а это самое важное задание, и отказываясь от этого он доказывает, что может держать в узде гордыню, которая могла внушать противоположное: "следуй за Фродо, победа зависит от него, а он всего лишь слабый полурослик", или "иди в Минас Тирит, там нуждаются в тебе сейчас как никогда". Ему не нужна победа, ради которой нужно пожертвовать жизнями друзей. То есть и для Сэма, и для будущего короля у Толкина нравственный кодекс один. Да, именно "делай, что должно, и будь, что будет"